Это дословная цитата Единой геофизической службы РАН по поводу сентябрьского землетрясения. Среди местных жителей обсуждения шли намного эмоциональней. И эта статья появилась именно с их подачи. Юлия так объяснила свой интерес:

- У себя в квартире я ощутила довольно приличное землетрясение. Дрожали стены, было очень волнительно. Все вокруг говорят, что в последнее время такие толчки участились. На уровне слухов, часть подземных толчков происходит изза шахты.

Я бываю в новосибирском академгородке, там есть знакомые из научной среды. Поэтому недавний случай в Шерегеше обсуждали. И подруга рассказала, что в Новосибирской области тоже регулярно и активно (вроде как до 6 баллов) трясёт одну деревню, рядом с которой работает антрацитовая фабрика и идёт добыча угля. Совершенно удивительно, ведь деревня расположена на равнине! Учёные говорят, что это происходит из-за слишком быстрой добычи. Напряжение между слоями не успевает прийти в норму и таким образом пласты разряжаются.

Конечно, все эти разговоры не могут не волновать. Тем боле, что практически в границах посёлка не так давно образовалась новая воронка, во время сентябрьского землетрясения обрушение усилилось. Меня волнует, а не угрожает ли подобное многоэтажкам, жилым домам? И действительно ли это связано с рудником? А если да, то как и что будет происходить дальше? Ведь уже две воронки в Шерегеше есть. На краю одной из них дом моего знакомого, который он вынужден был оставить из-за угрозы обрушения.

Поэтому и хочется публичности. Думаю, очень важно знать, что об этом говорят учёные, те специалисты, которые понимают причины. Это же не секрет какой-то за семью замками. Есть примеры с другими территориями и пониманием причин техногенных землетрясений.

Шерегеш стремится стать одним из лучших курортов. Но пока непонятно, насколько там безопасно. Можно ли покупать жильё? Инвестировать в недвижимость? Безопасно ли здесь для жителей?

По поводу экономических вопросов, в частности инвестиций, мы вряд ли сможем что-то подсказать. А вот связаться с Алтае-Саянским филиалом Единой геофизической службы РАН, которая ведёт сейсмонаблюдения, нам по силам. О том, какие процессы идут в земной коре, как это проявляется в Горной Шории, рассказал доктор технических наук Александр Фёдорович Еманов. Он 28 лет возглавлял службу, а теперь является её главным научным сотрудником.

- Мы занимаемся наблюдениями от Урала до Байкала. До 21 века у нас было всего 13 станций в горной местности. Но сеть развивалась. И теперь она действует в двух вариантах. Первое – это стационарные станции. И второе – временные, которые мы можем поставить, а потом снять. В данный момент в регионе нашего наблюдения действует порядка сотни станций. Это и временные, и стационарные. Восемь субъектов РФ находятся в сейсмоактивных зонах, и для них мы даём информацию.

Все станции передают данные в автоматическом режиме, в основном по сотовой связи, иногда приходится задействовать спутниковую. Скорость обработки данных высокая, в пределах одной минуты мы уже знаем энергию, координаты любого произошедшего события. Будь оно природным или техногенным.

Одна из наших задач – мониторинг промышленных взрывов. И для Кузбасса совместными усилиями она неплохо решена. Раньше, когда нарушались правила проведения взрывных работ, промышленные взрывы могли быть магнитудой до 4-х. Сейчас в очень редких случаях фиксируется магнитуда до трёх. То есть за соблюдениями правил очень жёстко следят. И в том числе мы передаём информацию в Ростехнадзор.

Технологии взрывания таковы, что можно 200 тонн взорвать с таким же сейсмическим эффектом, как 20 тонн. А может, наоборот, 20 тонн при нарушении технологии дать воздействие на населённые пункты сильнее, чем 200.

Сейсмологическая сеть в Кузбассе при содействии и горняков, и Ростехнадзора, и властей, следит за взрыванием. И тут же показывает нарушения тем, кто такие работы ведёт, чтобы они разобрались и отчитались. И естественно, выгоднее взрывать правильно. Ни одному горному предприятию не надо, чтобы взрывали с нарушениями: это штрафы, это разбирательства. Такая работа в последние лет десять в Кузбассе организована на порядок лучше, чем в других регионах.

Если не ошибаюсь, в Кемеровской области сейчас работают 22 станции. Это совместная заслуга администрации области, Алтае-Саянского филиала геофизической службы РАН и предприятий.

Идея была такова: по данным одной станции ничего нельзя сделать, нельзя ничего определить. А если есть у меня, у тебя, у одного соседа и второго, то этот набор станций работает уже и на тебя, и на всех соседей. Можно контролировать всю территорию. По этому принципу наиболее сейсмически активными оказались угольные районы центральной части области. Там сформирована целая сеть станций.

Но даже имея 22 станции нельзя сказать, что Кузбасс хорошо покрыт. Хуже дела обстоят к северу области и в районе железорудных предприятий.

- Это, как раз, мы?

- Да. Представляете, на весь такой большой район всего одна станция. Её данные переходят к нам, мы всё обрабатываем. Но по такой информации расчёты можно делать лишь очень грубо.

Иногда мы ставим временные станции по заказу. К примеру, была такая практика с шахтой им. Кирова. Они заказали у нас работы, в их районе мы выставили десять станций, они и сейчас работают. В итоге получили высокоточную информацию – какие именно процессы беспокоят население, какие именно подземные объекты создают проблемы и кому.

- А вообще уровень сейсмичности в Кузбассе растёт или нет?

- Сейсмичность в основном формируется там, где идёт добыча. В районе подземных шахт идут землетрясения магнитудами до трёх, и в этих районах они ощущаются. Там, где крупные разрезы землетрясения бывают сильнее. Например, Бочатское землетрясение 2013 года было магнитудой 6,1. Это самое крупное техногенное землетрясение в мире при добыче твёрдых полезных ископаемых. Оно и к разрушениям привело, и шума много наделало.

Активизация по шахтам идёт неравномерно, проявляется то в одном месте, то в другом, то затухает и проявляется у соседей. Мы за этим следим, и проще это делать там, где действует хорошая сеть станций. Самое главное, что благодаря нашей информации горняки понимают: какие предприятия создают опасность, как проектировать работы дальше, что делать в таких ситуациях, как их учитывать.

Что касается Горной Шории, то у вас были землетрясения. Таштагольское, например, в 1988 году – было достаточно сильным. Когда землетрясения тектонические, они идут вдоль определённой линии. У вас иначе. Все укладываются вблизи точек Таштагол, Шерегеш, Каз. Там, где добывают руду.

Примерно десять лет практически не было сильных толчков. То есть до этого их фиксировали, а потом вдруг раз, и затихло. А в последние пять лет снова начали развиваться и сразу в трёх местах. Это говорит о том, что меняется природное напряжение, и плюс добавляется рукотворный компонент. Разрядка идёт там, где идёт добыча. Видимо сама природа сейчас создаёт такие условия, что сейсмический процесс при добыче будет более опасным. В Горной Шории возник процесс, который в угольных месторождениях не наблюдается.

Как и откуда приходит сейсмическое напряжение? Это пока гипотезы. После Чуйского землетрясения было замечено, что выдвижение сейсмичности идёт в разные стороны, в том числе к северу. Может быть, напряжённое состояние Алтая отражается в вашем регионе. Но это лишь один из возможных вариантов.

Пока можно сказать, что мы эту вещь заметили. Но чтобы лучше понимать процессы, охарактеризовать их, нужна сеть станций. Мы неоднократно с таким предложением обращались. Но пока ничего не изменилось. В связи с сентябрьским событием вы, наверное, видели в публикациях ссылку на «станцию Шерегеш». Стационарная станция у вас работает в Таштаголе. А в Шерегеше года назад была выставлена временная. Это наша инициатива, наш научный интерес, чтобы убедиться в своих предположениях. Потом мы её свернём. Но если бы не эта станция, такой точной информации о толчках не было бы. С такой детальностью мы не смоги бы определить, разброс данных был бы значительнее.

Для Горной Шории, конечно, нужно больше станций. Казалось бы, 22 станции в области – это солидная цифра. Но север Кузбасса не охвачен, в районе Распадской в Междуреченске – одна станция. Сохранение отличной станции в Лужбе сейчас под вопросом. И в Горной Шории – всего одна станция. В Шерегеше, напомню, стоит временная. Хотя ваш регион по сейсмоопасности заслуживает наблюдения.

Сентябрьское событие было не единичным. Это целая серия землетрясений. Достаточно крупных мы зафиксировали около десятка. А если взять мелкие, которые вообще не ощущались, уже можно измерять сотнями. То есть процесс начался не 20-23 сентября, а ещё 9-го.

- После того землетрясения очень много волнений и слухов было в связи с обрушением, воронкой, вы и за этим наблюдаете?

- Мы ориентировались на сайт Института физики Земли, там есть сообщение про это событие. И можно посмотреть более подробно. Были фотографии непосредственно перед землетрясением и сразу после, это съёмки из космоса. Такими вещами занимаются в этом институте, и вопросы роста воронки – это к ним.

Я могу назвать точки сейсмического напряжения. В Кузбасс они сейчас около Ленинска-Кузнецкого, в районе Междуреченска, где компания «Распадская» и третья – это у вас в Горной Шории.

И Горная Шория не уступает двум другим участкам. В остальном регионе сейсмическая активность тоже идёт, но она не так сильна. Стоит вопрос исследований, наблюдений. Тогда можно будет делать какие-то выводы.

- Вы можете предсказывать землетрясения? Или это момент удачи?

- Элемент предсказания присутствует, но и без удачи никак. Нам порой говорят: «А почему вы не предупреждаете, а дополнительные станции выставляете там, где происходят толчки?» Мы понимаем, что какие-то процессы запущены и идут. Но 100% предсказание – это вещь ответственная. Нужно изучать, смотреть, набирать опыт. И только после этого делать выводы о том, как развивается напряжённость. Как мы можем что-то предсказывать для Горной Шории, в которой нет станций. Экспериментальные работы не ведутся, среда не изучается. А значит нет исходных данных для анализа. Горные удары, которые фиксирует станция в Таштаголе – это очень локальная зона, которая к сейсмологии отношения не имеет. Мы же должны проследить сеть землетрясений, очаговые зоны, а они всё время меняются.

Для центральной части Кузбасса, хорошо оснащённой, мы можем делать выводы. И другой более изучаемой местности по наведённой сейсмичности в России пока нет. Но даже там не хватает количества станций, чтобы контролировать всё и везде с одинаковой детальностью. У нас был опыт в городе Полысаево, когда его трясло. И чтобы дать рекомендации угольщикам, мы на участке десять на десять километров выставляли до 36 временных станций. Получили информацию, передали, скорректировали горные работы.

Конечно, по более крупным землетрясениям мы берём данные с окружающих станций: со стороны Алтайского края, в Ельцовке; в Калтане пять станций, они тоже работают на Горную Шорию. Важная роль у Лужбы, она вас видит. С юга есть станции, которые отслеживают крупные события, например, в Артыбаше, Горно-Алтайске. Но прогнозировать можно только по мелочам, которые дальние станции не видят. Их регистрируют станции прямо на месте.

То, что сейчас временная станция есть в Шерегеше – это уже плюс. Она даёт информацию, очень много дополняет. Но процессы, которые у вас идут, нужно изучать. Я бы назвал их природно-техногенные. В остальном Кузбассе они ближе к техногенным. А у вас идёт синхронизация событий за сотни километров. Происходит это не совершенно мгновенно, а частично. И за два года данные говорят о повышении активности по всем вашим очагам на один и тот же уровень

Если вам эта тема интересна, то мы попытаемся связаться с представителями местного горнорудного предприятия и узнать более подробно о том, как идут сейсмонаблюдения у них, что происходит с воронками в Шерегеше и Таштаголе. Конечно, такая информация не относится к разряду секретной. И лучше узнавать её из первых рук, а не доверять слухам.

Ирина КАРПОВА